серия "Серебряные башмачки Элли": 2. Костыли от Сваровски

14 ноября,
Нижний Новгород,
больница №4,
палата интенсивной терапии, 14:38

Я открыла глаза. В лучах солнца, бьющего в окно, медленно плавали редкие пылинки и светились, как микроскопические солнца далеких галактик. «Красиво, - подумала я. Как белый Космос. Обычно Космос черный и в нем светятся звезды – солнца далеких галактик, а тут белый, а солнца все равно светятся.»
Справа над головой пискнуло какое-то устройство и равномерно что-то затарахтело.
Я попробовала повернуться, но в комнату вбежала молоденькая медсестра и тут же остановила мои попытки:

- Дорогая, вы только что из комы, не надо двигаться! Сейчас я

доктора позову. – она стремительно умчалась.
«Кома? Удивленно и как-то спокойно подумала я. Ничего себе утречко начинается…»

Вошел солидный седой дяденька с улыбчивым лицом и морщинками-смешинками вокруг глаз:

- Ну как мы? Как самочувствие, барышня? – спросил он, усаживаясь рядом со мной на табурет.
- Хорошо. Вообще-то очень даже хорошо. Выспалась так… Только я, по-моему, все отлежала. Можно я повернусь?
- Не надо, барышня, не надо. Варя, давай все как обычно и питательную капельницу. – обратился он к медсестре, мягко похлопывая меня по руке. Варя улыбнулась и умчалась исполнять.
- Хорошо, хорошо. – приговаривал добрый доктор (иначе просто невозможно было его называть!), осматривая меня, поглядывая на приборы и светя лампочкой в глаза. – Как зовут?
- Меня? – удивилась я. У него в руках только что была моя карта, там стопудово написано!
– Марина. – внутренне  возмущаясь ответила я.
- Сколько лет?
- 27…
- Что последнее помнишь?
И тут я поняла к чему были все эти вопросы. Ничего особенного я не помнила. Ну маму-папу. Ну брательника своего неугомонного, Сашку… Работу… Все как обычно. Что я и сообщила доктору.

- А как попала сюда помнишь? Что случилось?
Я покачала головой. Ничего такого, что могло привести меня в больницу, да еще в кому, я припомнить не могла.
 - Ну ничего, барышня, это нормально. Посттравматический шок, такое часто бывает. Позвоночник несколько поврежден, но пока рано что-то говорить, посмотрим, как пойдете на поправку. Сейчас пока не дергайтесь, барышня, лежите смирно и выполняйте все, что скажет Варя. А по мере восстановления  и шевелиться сможете побольше, и память вернется - все вспомните. Родные  еще порасскажут, все будет хорошо. Кстати, пойду им сообщу радостную новость! – седовласый доктор улыбнулся так, как будто это его дочь пришла в себя и чувствует себя огурцом, готовым уже свалить куда-нибудь на вечеринку. Варя осталась хлопотать вокруг меня.

Там же,
Через 2 часа

Варя уже поснимала с меня основную кучу датчиков и проводков, оставив только два, и уже отцепляла от меня капельницу, когда в дверь просунулась хитрая Сашкина морда:

- Доктор, а уже можно с сестрой пообниматься? – изобразив эмоциональную волну бровями, спросил брат.
Варя звонко рассмеялась:
- Я не доктор. Но все равно пока нельзя! Ей нужен покой. Но пообщаться можете. Вы один?
- Пока да, но сейчас родители подъедут, они уже рядом. Такое событие!

Сашка, отпихнув дверь, впрыгнул в палату вытянув как знамя на баррикадах букет моих любимых розовых хризантем. Я рассмеялась, Сашка как всегда – артист!

Варя всплеснула пухленькими ручками и пробормотав что-то про вазу снова исчезла. А Сашка уселся рядом, сияя всей моськой и расспрашивая о моем самочувствии. Я снова повторила то же, что сказала доктору: ничего занимательного, все хорошо. На последних словах в палату зашел отец. Его движения были немного скованными, как будто первый раз на сцену выходит, за ним, с заплаканным лицом вошла и мама. Бросилась ко мне, заново зарыдав от счастья. Нда… похоже, я их здорово напугала.

По второму кругу рассказав, что у меня все нормально, что чувствую себя выспавшейся, но отлежавшей все напрочь, я передала слова доктора про позвоночник и про память. Лица родителей враз помрачнели. Я испугалась. Серьезно испугалась.

-Что? Что с вашими лицами? Что-то нехорошее случилось? Не, я понимаю, что в больницу от радости не попадают, но что было-то? Почему я здесь?

Мама издала какие-то булькающе-хрюкающие всхлипы, а отец, просто окаменев всем телом сказал:
- Марина. Кирилл не выжил.

12 мая,
Нижний Новгород,
ул. Алексеевская, 12:17

Я болталась по Алексеевской, ожидая, когда же Каринка выйдет с работы. Майские праздники только закончились, но работать в полную силу пока не тянуло, и мы договорились взять дополнительный выходной, чтобы погулять по паркам. Погода в этом году стояла самая расчудесная, и очень хотелось насладиться этой чудесностью в полной мере. Но если у меня проблем не было – по новому расписанию была не моя смена, то Карине пришлось отпрашиваться. И сначала ее босс дал согласие, а затем все-таки вызвал с утра, подготовить какие-то срочные документы. Вот я и болталась по городу, дожидаясь «часа Х». Съела мороженку, почитала афиши и объявления. А потом застряла у большой прекрасной витрины. Такого я еще не видела: умопомрачительной красоты туфли со стразами, с внутренней отделкой из ярко-красной кожи и на занебесно высоком каблуке просто сияли в лучах весеннего солнца. Они стояли на отдельном подиуме, разбрасывая блики и переливаясь как хрустальные туфельки. Я не могла оторвать от них глаз. Сделав над собой усилие, я опустила взгляд на ценник. Мда… Всегда подозревала, что указанные в описании кристаллы Сваровски не всем по карману, но эти туфли стоили как автомобиль!

Однако, это не оттолкнуло меня от витрины. Не могу себе позволить такие – хоть налюбуюсь вдоволь. Все равно время девать некуда! Из этого волшебного транса вывели меня звуки колокольного звона и взгляд проскользнул сквозь витрину внутрь магазина. С той стороны сидел и смотрел на меня мужчина приятной наружности. Смотрел и слегка улыбался. Я смутилась. Он улыбнулся шире и сделал приглашающий жест к себе, указал на кресло рядом со своим, а затем на маленький столик рядом, где стояла чашечка кофе.

Поначалу мысли заметались, хаотично стараясь сопоставить посыпавшиеся вопросы с имеющейся информацией: это кто? Чего ему надо? Зачем мне пить с ним кофе в обувном? И вообще, сколько времени, сколько еще ждать Карину? Затем, осознав, что ответов нет никаких, и понимая, что ждать еще можно очень и очень долго, я решила, что ничем не рискую, выпив кофе с загадочным кавалером.

Кириллу было 35. Оказалось, он ждал своего отца, который по делам находился где-то в офисной части магазина. Свою часть работы мужчина уже выполнил и теперь просто пользовался сервисом роскошного бутика – пил кофе, глядя на отличную погоду за окном, когда солнце заслонила моя фигура, как загипнотизированная уставившаяся на туфли!

Ухаживал Кирилл красиво. Сразу же выяснил, что Марина любит розовые хризантемы и дарил их самым необычным образом: то подвозя прямо на капоте своей дорогой ухоженной машины, то поднимая с тучей шариков на 4ый этаж к окнам Марининой квартиры – как только умудрялся рассчитать, чтобы букет завис там где нужно? Во всем был спокоен, где-то даже прост и удивительно осведомлен. Казалось, он знает все и обо всем. Нижний Новгород был не единственным городом, где располагались магазины сети его отца, а он был управляющим сетью здесь и частенько летал по России и СНГ, налаживать работу новых точек. Он был очень высоким – метр девяносто, еще пару сантиметров ему добавляли неизменно качественные, хоть и сдержанные на вид, ботинки. В Марине было всего метр шестьдесят два, но она была несказанно рада такой ситуации: рядом с Кириллом можно было носить туфли на самой огромной шпильке! Даже такой занебесной, как на тех сваровски, о которых она тайно мечтала с того дня.

       Отношения сложились очень быстро и родители были несказанно рады такой партии для Марины. В свою очередь, отец Кирилла немного удивился такому выбору сына – в его распоряжении всегда были сотни прекрасных, обеспеченных и с хорошим вкусом женщин. Парень учился в Америке, посещал бизнес-тусовки высшего уровня… Но видя, как счастлив сын, не стал противиться их свадьбе и принял простую, но добрую Маринку.

В день, когда Марина и Кирилл пришли к ее семье, просить руки и назначить дату свадьбы, они оба сияли. «Сестренка, да у тебя глаза как янтарные лампы!» - хитро ухмыляясь сказал Сашка, интенсивно потрясая руку Кирилла. Хлопнул его по плечу: «Береги ее, дружище!».
Свадьбу назначили на 1 ноября. Нравилось, что в дате будет много единичек. И вот, 31го октября, когда Кирилл вез Марину домой к родителям, откуда он завтра будет ее забирать как невесту в ЗАГС, на встречную полосу вылетел огромный черный джип. Такой страшной машины Марина никогда еще не видела…

14 ноября,
больница №4,
палата интенсивной терапии, 17:01

Память вернулась так внезапно, так ощутимо, что было видно даже со стороны: казалось будто Маринку тряхануло током. Она вздрогнула, зрачки мгновенно расширились, глаза стали наполняться слезами. Мама всхлипнула в голос и убежала рыдать в коридор. Отец, сидя рядом на табурете, только крепко сжимал ей руку. Я не знал, что делать в такой ситуации. Когда нам сообщили об аварии и о том, что Кирилл скончался на месте, не приходя в сознание, а Маринка еще жива, но в тяжелом состоянии и к ней нельзя, я всю ночь лупил грушу в спортзале. Лупил и не понимал, как можно так жестоко оборвать такую сказку, такую волшебную Любовь?! А у моей сестры с Кирюхой была Любовь! С большой буквы! Как нечестно, несправедливо!!! Хорошо, что груша в зале не одна. Завтра Семеныч будет возмущаться, что эту плохо закрепили… А в тот день, когда нам сказали, что она пришла в себя, я мог думать только об одном: «Сказали ли ей про Кирилла?» Я не знаю, как хватило сил у отца сообщить, что ее сказка разрушена, принц убит на месте и ее свадебное платье пришлось спрятать на антресоль, потому что мама каждый раз начинала биться в истерике, только завидев его уголок или просто тематическую рекламу по телику. Хотя знаю как. Сильнейшее успокоительное. Вот как отец смог это сказать. Хотя мне кажется, ему было бы лучше, если б он порвал вторую грушу.

То, что я увидел в тот миг в глазах сестры заставило все мои чувства заметаться снова: казалось, мы ее снова потеряли. Аппаратура истошно запищала, в палату как ошпаренная влетела Варя, потому что доктор заранее предупредил, что нужно поставить в этом случае. Маму она уже «проколола» в коридоре, Маринке мгновенно влепила капельницу, которая уже была тут… предусмотрительно… Внимательно вгляделась в глаза отцу, покачала головой, положила теплую ладошку мне на руку и, убедившись, что я, хоть и заторможено, но кивнул ей, снова скрылась за дверью. Оказалось, за уколом для отца. Нда, вот так. Смерть только одна, а чуть всей семьей не сгинули. От боли.

Глядя как Варя носится вокруг всех нас, а доктор по очереди проверяет пульс то отцу, то маме, то утешительно мне улыбается, я подумал, что должен сделать все, чтобы Маринка смогла жить дальше.

21 ноября,
больница №4,
палата №3, 12:07

Сегодня на дневной обход пришел не только доктор, но и родители, и Сашка. Все опять явно волновались. А мне было пофигу. Что теперь уже может быть страшнее?

- Марина, - начал со вздохом доктор, присаживаясь рядом, оглядываясь на бледных родителей, стоящих за его спиной.
- Марина. Проблемы с позвоночником оказались серьезнее, чем мы надеялись. И я должен сообщить тебе не очень приятную новость. Ты не будешь ходить. Это неприятно, придется переучиваться многим простым вещам, ездить на коляске, у нас город не очень оборудован под это дело, но власти обещают, и вроде как постепенно исполняют свои обещания… Многие живут хорошо и даже радостно в инвалидном кресле. Это только звучит страшно. Но жить можно. И нужно! – он очень искренне добавил в свой голос оптимизма. Родители мелко затряслись.

- Хорошо. – ответила я равнодушным тоном. И, если б могла, повернулась бы на бок к окну. Все равно помочь их истерике я ничем не могу. Да и какая уже разница – могу я ходить, не могу я ходить… было б куда! Идти-то некуда. Впереди только Белый Космос и пылинки-солнца. Как-то их состояние мне ближе. Дрейфуют себе в пространстве и всё им так же как мне: рав-но-мер-но.

3 февраля,
больница №4,
палата №3, 15:27

В лучах солнца, такого не по зимнему яркого, плавали пылинки. Белый космос с сотней солнц. Наше местное солнце даже грело слегка. Но мне было все равно. Зачем? Ну летают и летают. Вроде красиво. Только мне было как-то никак. Только немного обидно за Сашку. Он так старался поднять мне настроение. Таскал любимые книги и сериалы. Припер свою игровую приставку, но поиграв в нее 10 минут, понял, что меня это не интересует и с плохо скрываемым огорчением унес обратно. На длинной тумбе напротив кровати стояло в ряд целых три букета розовых хризантем. По началу приходила Каринка, но так и не смогла разговаривать. Все силы ее уходили на то, чтобы подавить слезы. За прошедшие с того момента три месяца в больнице она уже приходила только с друзьями и робко ободряюще улыбалась. Но я ее понимаю, что она может мне сказать? Что все будет хорошо? Да не смешите. Так я и лежала, не понимая, зачем это все. Только Сашке никак не могла объяснить, что это все бессмысленно и пора оставить уже эти попытки.

Дверь приоткрылась и в нее стал просачиваться джинсовый зад. Замерев на секунду, зад принял решение войти. На лице развернувшегося Сашки была неуверенность и шухер. Натуральный шухер, как тот, что был у него, когда после шкодничества на соседском дачном участке он думал – вычислят его или нет и как он будет выкручиваться. Время не приемное, это да. Но палата у меня одноместная, если в коридоре не засекли, то тут шансов остаться незамеченным куда больше.

В руках Сашка держал красиво обернутую подарочной бумагой коробку. Если бы не выражение лица, я бы подумала, что это снова его потуги меня развеселить. Но вместо своего обычного шоу-захода, Сашка мялся, боялся поднять глаза от коробки, даже немного испуганно озирался по сторонам, как будто украл ее и не знал, куда теперь деть. В итоге он решился:

- Марин. Вобщем, тут такое дело. Это – тебе. – и он протянул мне коробку. Я уныло посмотрела на него, но крышку открыла. Сверху лежала открытка с тиснеными розовыми хризантемами, покрытыми блестками. «Как уже надоело…» - подумала я и развернула открытку лишь потому, что знала – Сашка не отстанет, пока я не исполню все пункты его «сценария праздника».

«Милая моя Марина! Я не знаю, как донести, насколько я счастлив, что ты согласилась стать моей женой! В этот день, когда мы выбрали дату, я готов был все богатства мира кинуть к твоим ногам. Но этот подарок особенный. Сначала, я хотел подарить его тебе на День свадьбы, но потом понял, что он может быть немножко неуместен – ты так тщательно выбираешь свои наряды, что мне просто нечего к ним добавить. А этот подарок – ты поймешь, он достоин того, чтобы отметить три месяца со дня нашей Свадьбы, когда мы уже вернемся из путешествия и переедем в новую квартиру. Я уже вижу, как ты сидишь в гостиной, за столиком, и читаешь эту открытку…
Маринка, ты прекрасна! Твои янтарные глаза затянули меня в омут неведомого ранее чувства, я не знал, что способен на такое. Я понял это в тот миг, когда из цветущей весны ты смотрела прямо на меня – тогда я пропал.
Твой навсегда, Кирилл»

Как побитая собака Маринка посмотрела на меня. Я уже психанул, что родители были правы, зря я не послушался…

Не осознавая себя, я посмотрела на Сашку и вынула из коробки пару сияющих туфель со стразами от Сваровски, и даже внутренняя отделка сияла зеркальным серебром. Белый Космос пылинок и солнца во всю мощь своего света шарахнул по ним и блики от камней и серебра брызнули во все стороны. Со звенящим грохотом вместе с ними осколками разлетелось по комнате мое сердце.
Блики остались. Причудливо переливаясь по постели, стенам, стакану на тумбочке, по Сашке, застывшему как перед расстрелом. Вот это ирония! Подарок с того света. Подарок, который я никогда не смогу носить. Ни. Ког. Да.
И Кирилл.
Никогда.

Я смотрела на этот хрустальный взрыв, а Сашка что-то бормотал, про то, что когда этот подарок принес курьер на адрес нашей новой квартиры и никого не застав, по своей воле, сам (!) разузнал у соседей где родительский дом, и все-таки доставил его нам. Родители были в шоке, мама как всегда плакала. Отец был против нести их тебе, а мать так вообще запрещала… Но я знаю, что Кирюха хотел, чтобы они были у тебя, и нечестно было бы это скрывать!
Сказать я ничего не смогла и просто разревелась, как не ревела никогда в жизни, даже в тот день, когда пришла в себя и вспомнила всё.

5 февраля,
больница №4,
коридор, 18:33

- Варечка, ну скажи, может, убрать их? А то как-то странно… ей же, наверное, больно их видеть!
- Антонина Ивановна, ну не надо. Пусть постоят еще.
- Я каждый раз как захожу, а она на них уставилась и смотрит, смотрит… как будто испепелить их взглядом хочет! Я волнуюсь. Они так блестят. А она как в трансе, а вдруг это вредно?
- Ничего, доктор сказал, что это ничего. Он же ее видел. Говорит, взгляд осмысленный, пусть будут. Я даже когда спрашивала, как же их дезинфицировать-то, красивые такие? Он говорит, мол, ничего, это личные вещи, протрешь тряпочкой от пыльки и оставь.
- Да?  Ну раз доктор разрешил… пусть стоят, конечно…

19 февраля,
больница №4,
коридор, 10:11

Первый раз Борис увидел Марину в коридоре больницы, куда пришел передать вещи свекрови, которая успешно прикрываясь сердечным приступом, снова слиняла от присмотра за его сыном, своим собственным внуком.
«Нам бы с Васьком такую маму!» подумал Борис, глядя на Марину. И даже не заметил, что первый раз за несколько лет со смерти жены не почувствовал укора совести от того, что обратил внимание на женщину.
Марина плыла по коридору, освещенная утренним почти весенним солнцем, сверкая янтарными глазами, как кариатида на носу корабля. Он даже не сразу заметил, что она на костылях, а из карманов больничного халата торчат острые, длиннючие шпильки, покрытые стразами. И уж конечно он не мог заметить, что в этот момент материал внутри туфель менялся с серебряного на красный...
«Вот это энергия!» - восхитился мужчина. Марина смотрела своими глазами-огнями прямо на него. Борис сразу и не понял, что находясь в ярком свете, она его, затененного, толком не видит, что просто выбрала его как некий объект до которого ей нужно сегодня дойти. А если бы Борис смог оторвать взгляд от ее глаз, он бы заметил, как в какой-то момент сияющие пылинки вокруг нее собрались в высокий, на полторы головы выше, силуэт, который поцеловал ее в макушку и снова рассыпался тысячей маленьких светящихся точек…

31 августа,
цветочный рынок,
16:35

- А как будем выбрать? - повернул к Марине серьезно-сосредоточенную мордашку Ваня.
- Лучше всего, когда знаешь, какие цветы ей нравятся. Ну или, в крайнем случае, какие совсем не нравятся, чтобы не купить такие, от которых хочется избавиться поскорее. Ты знаешь, какие цветы ваша учительница любит?

- Я знаю, что Инна Валерьевна не любит гладиолусы, а ей их часто с дачи привозят. Она их потом Татьяне Николаевне отдает, я видел... А! Знаю! Ей нравятся такие большие пушистые шары, она всегда улыбается, когда на столе их двигает.
- Это астры чтоли? Вон, смотри. Такие? - переспрашивает Марина, указывая на цветы у другом ряду. Ваня всматривается, кивает и они за руку идут к торговке астрами.
Борис улыбнулся и стал привычно похлопывать себя по карманам. Стоп. Он же бросил курить. Из-за Марины. Ей нужно было много гулять, двигаться. И хотя посмолить в парке раньше было в радость, тут приходилось быть настороже: все-таки на костылях женщина, мало ли что. Хотя Марина сердилась, даже ругалась, мол, сама дойду. Еще и в тех туфлях с кристаллами на высоченной шпильке от тебя убегу! Иди, вон, на лавке сядь покури. Но он неизменно оставался. Они тогда с Ванькой пошутили: наклеили ночью три десятка страз на ее костыли - чтобы сразу можно было обещание "бегать" исполнять. Даже красиво получилось. Но дело-то было не столько в заботе. Борису просто не хотелось от нее отходить. Даже на пару часов. Вот и прикрывался заботой о "даме на костылях от Сваровски".

- Мама! Мама! Смотли! Тетя из исколок! - завопила совсем рядом маленькая девочка, смешно тыкая себя пальчиком в макушку - Она таво дядю сюда посиловала! Я видела!
Но когда ее мама подняла глаза на "того дядю", у Бориса за спиной рассеивалось лишь небольшое пылевое облачко, удачно подсвеченное солнцем последнего летнего дня. А он так и стоял, неотрывно наблюдая за сыном и выбирающей букет Мариной.
Пока она выбирала, Ваня подбежал к отцу и тихонько спросил:
- Пааап, а ты знаешь, какие цветы мама любит? - Борис вздрогнул. Он на мгновение растерялся, почему мальчик вдруг спрашивает о маме, которая погибла когда он был совсем еще крохой. Но сообразил:
- Марина-то?
- Мама. - серьезно кивнув тихо поправил Ванька. - Мама Марина. - чуть смутился ребенок. - Я хочу ей тоже цветы купить. Но не знаю, какие она любит. Вдруг я выберу, а они будут как гладиолусы... ну... не понравятся?
- Так, Ванька, - наклонился к нему Борис, протягивая купюры, - вот тебе денежка, дуй воооон туда. Видишь, где розовые такие цветочки? Тебе нужны розовые хризантемы. Запомнил? Розовые хризантемы. А я сейчас подойду.
Сын кивнул и в припрыжку, совсем по детски поскакал к большой цветочной стойке. А Борис стал оглядывать площадь, куда стекались все желающие продать или купить цветы к завтрашнему первому сентября. Где-то рядом тут был ювелирный магазин... На простое обручальное колечко денег у него и сейчас хватит.

____________________________________________________
____________________________________________________

14 марта,
Московская область,
обувная гардеробная личной резиденции, 23:47

Максим устало сдернул с себя галстук, бросил на гигантский плюшевый пуф рубашку. Но ботинки снял аккуратно, выправил шнурки, и поставил в шкаф, задев крышку потертой, но нарядной подарочной коробки для обуви. Пара домашних тапок, простых, но так любимых его женой, сиротливо болтались в неподходящей по размеру коробке. Он бросил на них печальный взгляд. Вроде бы, внутри они были не серебристые? А какие? Коричневые что ли…

- Дорогой, ужин готов! –любимая супруга-парсокон отвлекла его от ковыряния в памяти.
- Иду, Милена! – прокричал Максим и вмиг забыв об усталости как на крыльях любви помчался в столовую.

Преумножая счастье,
Ксения Коленкова